Ольга Никитчик

«Самое главное для художника - это честность и искренность».

В Уссурийском доме художника есть уютная мастерская, в которой создаёт свои полотна один интересный человек. Ольга Никитчик является не только прекрасным собеседником и гостеприимной хозяйкой, её талант и творческое трудолюбие высоко оценили во всей стране и за рубежом. Она является членом Союза художников России, членом Петровской Академии искусства и науки, стипендиатом Министерства культуры России, президентом международной ассоциации «Цветы мира» и членом творческого объединения «Круг» - немало регалий для одного человека. А в 2007 году Ольге Никитчик было присвоено почётное звание «Заслуженный художник Российской Федерации».

- Ольга Кимовна, расскажите, пожалуйста, немного о себе.

- Я настоящий уссурийский человек, потому что родилась и выросла в нашем любимом городе. Правда, тогда он назывался Ворошилов, но я этого не помню. Мой отец Ким Коваль был известным российским художником и очень интересным человеком. В общем-то, это и определило всю мою жизнь.

Мне очень нравилась наша семья, жизнь, которой жили мои родители: творческие поездки, пленэры, множество интересных друзей, которые открывали мне мир. Папа очень любил путешествовать и на этюды часто выезжал с семьёй. Он, наверное, был первым из художников, который организовал здесь творческую базу, чтобы художники имели возможность выезжать туда летом вместе с семьями - работать и отдыхать. И мне всё это так нравилось, что вопрос «когда Вы решили стать художником?» для меня неактуален – я всегда хотела стать художником, как папа.

Но «как папа» – это пока была маленькой. А потом, конечно же, было единственное желание – делать всё - рисовать, работать,- только не как папа. Чтобы это было непохоже, чтобы нас не сравнивали.

- А где и как Вы учились?

- Училась я хорошо. Только тогда не было разных школ, а была самая лучшая 25-я школа, в которой был физико-математический класс. И так как я хорошо училась, то меня запихнули именно в этот класс. Меня – гуманитария! Это было моим самым страшным кошмаром, и мне до сих пор иногда снится, что меня вызывают к доске по математике. И даже мой директор художественной школы ходила к директору общеобразовательной школы и просила перевести меня в другой класс. Но им нужен был художник – рисовать газеты, плакаты и заниматься другой общественной деятельностью, поэтому мне пришлось в старших классах два года мучиться с физиками и математиками.

А потом, конечно, я поступила во Владивостокское художественное училище, но проучилась там всего два года, так как папа настоял, чтобы я пробовалась в институт. Я пришла в тогдашний институт искусств – сейчас он называется академией, – и там было так хорошо: аполлоны стоят, музыканты носятся, театралы дают представления… Красотища! И я сказала: «Хочу поступить!».

В то время конкурс составлял 40 человек на место, то есть поступить было ОЧЕНЬ сложно. На первый курс нас набирали 12 человек со всего Дальнего Востока, потому что тогда такие учреждения были только в Москве, Санкт-Петербурге и Владивостоке. И при этом все хотели быть художниками, потому что это свободные люди, которые много зарабатывают – что ещё может быть лучше? Но в итоге я смогла поступить, причем с хорошими оценками, и начала учиться в институте.

На первом же курсе к нам из академки вернулся один парнишка. Такой задумчивый, невесёлый, все время только рисовал, рисовал… Так нас всех заинтересовал. И я решила его обольстить. Ну и на первом же курсе вышла за него замуж. С тех пор, с 76-го года, мы с Иваном вместе. Это мой друг, соратник, мы вместе живём и работаем. Нас часто спрашивают, не надоело ли нам всё время быть вместе? На что я отвечаю: «Нет – у нас же мастерские отдельно».

- Как Вы думаете, то, что Вы - дочь такого известного человека, помогало Вам на творческом пути или наоборот?

- Здесь нельзя оценивать однозначно. Это, наверное, как и у всех детей художников, актёров и т. д. Мешает тень отца, с которым всегда сравнивают. И если это успех, то и у меня, и у них всегда возникают сомнения: может, папа помог где-то? А помогает то, что я имела возможность видеть, как он работает. Он всегда направлял меня: гонял на этюды, заставлял работать, работать, работать.

Сейчас я очень жалею, что не училась у него. Хотя училась, конечно, но мало – надо было больше. Всё-таки, он был такой талантище, великий художник от Бога. Мы по образованию становимся, учимся или хотим, а он родился художником, и ему не быть им было невозможно. Уже столько времени прошло, но до сих пор художники о нём говорят, знают и помнят. А у меня тогда, конечно же, было своё видение. Если он такой радостный – у меня всё с грустинкой. Ему солнце нравится, а мне дождь. Это я, конечно, утрирую.

Потом я спряталась за фамилию мужа. Папа очень хотел, чтобы я была Коваль-Никитчик, но мы с мужем не соглашались. Я стала Никитчик, и потом, конечно, на больших выставках мало кто знал, что я - дочка Коваля.

А однажды на Академической даче был один случай. Туда приехали известные художники, и наш худрук нас представлял. Мы с мужем – ещё молодые художники – работали просто как проклятые, на пленере делали по два-три этюда. Выходили в холод и мороз, в ватниках, валенках. И мы им очень понравились:

– Как здорово! Молодцы ребята, молодцы! – руки нам жмут. – А вы откуда?

– Да мы из Уссурийска.

– Ой, у нас же там такой художник - Ким Коваль.

– Да это его дочка! – говорит наш худрук.

– Ах, дочка. А почему тогда так плохо работаешь?!

Пять минут хвалили, а тут сразу сравнение… Так что всё время надо было дотягиваться до отцовской звезды.

- А помните ли Вы свои первые работы?

- Я с детства рисовала. Первые моменты своей жизни, которые я помню, - это папа за мольбертом. В то время у нас не было мастерской, и он рисовал дома. Однажды он разрешил мне взять его краски, и принялась расписывать стены.

Мама возвращается домой и падает в обморок, потому что я уже и себя расписала, и ультрамарина наелась. А папа успокаивает ее: «Да ты не переживай – он хороший, органический».

- Вы являетесь организатором и президентом международной творческой женской организации «Цветы мира».

- В 90-е годы, трудные для нашей страны, союз художников тоже переживал непростое время. Закончились выставки в Москве, в Санкт-Петербурге. Мы стали совершенно отрезанными от Москвы, а здесь не было абсолютно никакого финансирования. Денег у художников не было, никто не приглашал их выставляться. А для художника жизнь без выставок не интересна – это почти смертельно.

Тогда у меня возникла идея, что нужно самой попробовать сделать что-нибудь. Я до этого уже побывала в Корее, познакомилась со многими женщинами, которые там работают, и предложила создать свою организацию, участники которой будут выставляться каждый год. Мы пригласили художников из Японии, Австралии, Кореи и России. Первую выставку я решила провести у нас и назвала её «Цветы мира».

Потом, правда, жалела, что назвала её так – Flowers of the World. Потому что у многих за рубежом создалось впечатление, что мы рисуем одни цветы. А на самом деле цветами были мы! Женщины – это цветы мира! Мы можем рисовать что угодно, не только цветы. Но название уже пошло, и менять его было нельзя.

Сначала в нашу группу входили по пять человек от каждой страны – это было моей идеей. А потом нас стало больше, потому что очень многие имели желание участвовать в выставках. Мы собирались вместе, познавали культуру той страны, где находились, и работали вместе – рисовали. Это всем очень понравилось, мы стали друзьями, единомышленниками.

Первую выставку мы провели во Владивостоке. Никаких денег у меня не было, но, чтобы сделать эту выставку, я потратила очень большую для тех времён сумму – больше 1000 долларов. Помогли друзья. Я «пустила клич», и один предоставил выставочный зал, другой ужином накормил, третий ещё что-то… В итоге у нас всё получилось.

На следующий год выставка прошла в Корее, потом в Австралии, Японии. Но мы поняли, что год – недостаточный срок, чтобы создать что-то интересное. К тому же у каждого были какие-то свои проблемы, другие выставки. И мы решили проводить такие выставки раз в два года.

А потом выставляться с нами захотели и мужчины, и мы наш новый проект назвали «Радуга Востока». Но до сих пор женщины мне говорят: «Оля, ну давай опять сделаем «Цветы мира». И мы это сделали, проведя такую творческую выставку во Владивостоке.

- Существует ли какая-нибудь дискриминация в отношении женщин-художников у нас в стране или за рубежом?

- Это важный вопрос. В нашей стране никакой дискриминации нет абсолютно, у нас всё строится на профессионализме. А для Востока такая проблема актуальна. Я всегда чувствую, что в Японии, Корее и Китае к женщинам относятся более снисходительно.

Хотела бы отдельно сказать про Корею. Здесь условия жизни людей очень резко поменялись, и люди очень скоро стали зажиточными. Многие женщины начали заниматься искусством, и от художников-профессионалов, с которыми я общалась, приходилось слышать: «Да лучше бы они дома вышивали! Чего они мешаются и выставки делают?»

То есть там очень много непрофессионалов, которые устраивают выставки. У нас так называемая «прослоечка любителей» очень малочисленная. Но и в Корее тоже есть настоящие, очень хорошие художницы.

- Вы выставляли свои работы в галереях США, Японии, Китая. Считаете ли Вы, что отношение к художникам и живописи за рубежом отличается от российского?

- Конечно, да, везде. Даже когда готовится какая-то выставка, то для неё подбираются определённые работы: вот это - для Китая, вот это - для Японии, вот это в Корее пойдёт, а вот это Америке будет интересно посмотреть. Сейчас, побывав в этих странах, я уже знаю, что привлечёт больший интерес зрителей.

Ну и, конечно, многое зависит и от того, где предстоит выставляться. Будет это салон или выставка по дипломатической линии, или профессиональная галерея, где будут только художники. Всё это имеет большое значение, поэтому сразу начинаешь готовиться.

- А отличаются ли вкусы в живописи, например, американцев от вкусов россиян?

- Обыкновенной публике всё также будут интересны берёзки, калинки, прудик с рыбкой и т. д. – то, что они хотят купить домой. А для американских галеристов могут быть интересны больше декоративные, авангардистские работы. В галерее имеет значение творческое начало художника.

Так же зрители Японии отличаются от зрителей Китая. Мне всегда нравилось в Японии то, что японская домохозяйка разбирается в живописи больше, чем у нас декан какого-нибудь филологического факультета. Наверное, это потому, что они 10 лет изучают в школе изобразительное искусство, на это отводится очень много часов, а у нас совсем чуть-чуть.

- Думаете, нашей стране полезно будет ввести такие новшества в систему образования?

- Думаю, да. Если бы в нашей стране предмет изобразительное искусство больше ценился, если бы вообще больше времени уделяли изучению культуры, а не только «самых главных» предметов: физкультуры, математики и русского языка – было бы здорово.

- Скажите, на ваш взгляд, в Уссурийске много сильных художников?

- Я считаю, что у нас в Уссурийске хороший коллектив художников, которые выставляются. А если бы их было больше – было бы ещё лучше.

Есть среди них настоящие профессионалы, но очень жаль, что нет молодых. Скоро, как мамонты, вымрем, и что останется?

- В некоторых кругах бытует мнение, что в наш союз художников неохотно принимают новых людей. Правда ли это?

- Очень глупо так считать. Наоборот, мы затягиваем к себе молодых людей – мы их просто на руках носим. Например, молодой художник Виталий Углов. Его я сама заставляла участвовать в выставках, сама возила в Корею и выставляла в Хабаровске, лишь бы его увидели.

Просто так тебя никто в союз не примет. Не мы же принимаем, а принимает Россия, секретариат союза в Москве. В нашем городе находится не союз уссурийских художников – здесь союз российских художников. Вот в чём дело.

Это в Китае есть ещё союзы Муданьцзяна, Харбина, которые идут в союз Хэйлунцзяна, то есть края, а потом и всего Китая. У нас такого нет – у нас союз художников России.

И поэтому мы, наоборот, очень заинтересованы, чтобы у нас были молодые художники, чтобы организация не умерла. Дункай из Красного Яра только заявление написал, и мы сразу согласились. Мы посмотрели работы Листрового – художника из Лесозаводска, – отправили его на зональную выставку, написали в секретариат, и его приняли к нам в Уссурийск.

Поэтому мы очень хотим, чтобы к нам приходили художники и работали. Но именно работали.

- А они не хотят?

- Просто нет работ, которые были бы настолько профессиональны, чтобы участвовать в выставках. Есть одно правило: член союза – это участие в выставках. Если ты художник, то, пожалуйста, принеси работы, поучаствуй на выставках. Мы тебя рекомендуем, отправим в Москву – ради Бога.

Недавно из института выпустились способные девочки. Они пришли к нам, и мы даже хотели дать им мастерскую на троих. В моё время получить мастерскую – это мечта жизни. Но больше они не вернулись, и лишь потом мы узнали, что одна вышла замуж, другая ещё что-то…

Мы обращались к нашим друзьям и коллегам из Владивостока, приглашали их в нашу мастерскую, но они говорили: «Что нам в Уссурийске делать? Здесь работы нет. У нас можно продать работы, устроиться в институт, училище, в академии преподавать, а как мы у вас будем выживать?». Вот такая ситуация.

- А как же Вы выживаете в такой ситуации?

- Работаем, работаем, работаем.

- А много ли в Уссурийске работает молодых художников?

- У нас вообще нет молодых художников - один Виталий Углов. Миша Соболевский у нас всегда молодой, но сейчас ему, наверное, уже лет сорок. А молодым у нас художник считается до 35 лет. Большинству же, наверное, за сорок.

Мы всегда открыты для новых людей, ведь новые люди – это новые взгляды, новые идеи, это здорово!

- Объясните мне, пожалуйста, какое место уссурийский Дом художника занимает в российском сообществе художников?

- У нас только один профессиональный союз художников – Российский, в который входят художники и Дальнего Востока, и Сибири, и мы. Существуют ещё разные творческие объединения: есть Московский союз художников и Санкт-Петербургский.

А Дом художника – это собственность союза художников России. Поэтому мы и остались здесь. А сколько было покушений на наш Дом во времена перестройки! Желающих прибрать четырёхэтажное здание в центре города было очень много.

- Как вам удалось пережить те трудные времена? Ведь Дом художника продолжает до сих пор здравствовать.

- Мы выживаем за счет аренды: сдаём свои площади, недавно вот выставочный зал подрезали совсем. На входе есть магазин, авиакасса. Сами отапливаем здание – у нас, посмотрите, какая зима страшная, столько денег на керосин и солярку уходит! Есть у нас маленькая администрация: бухгалтер, секретарь и смотритель выставочного зала. Вот так и живём.

Но несмотря на финансовые сложности выставочный зал продолжает работать бесплатно. Что бы нам ни предлагали, я всегда говорила, что он всегда будет работать бесплатно. Иногда его снимают в аренду, но это уже другое дело.

А художникам очень сложно было. Многие торговали, таксовали, бог знает еще чем занимались, но выжили.

- С тех пор многие остались в этой профессии?

- Художники, которые занимались творчеством, все остались. А ребята, которые занимались «оформиловкой» - дизайном, как сейчас говорят, - ушли в дизайн. Некоторые и сейчас занимаются этим, кто-то начал преподавать.

- Что вдохновляет Вас писать?

- Это сложно объяснить. Я просто не могу не писать, потому что, когда я не работаю, у меня портится настроение, и я считаю, что этот день потратила зря. А когда я работаю, у меня хорошее настроение, приходит осознание, что я правильно живу. Может, это примитивно звучит, но суть в том, что я не могу не работать.

Что меня вдохновляет? Красота, которую я вижу! Мне хорошо работается на море в Андреевке. Наверное, можно сказать, что это место меня вдохновляет. Особенно я люблю работать, когда все спят: тишина, море, кофе, чайки летают, никто тебе не мешает – так здорово!

А когда нас приглашают на пленэры в Китай, дают бесплатно этюдник, краски, кисти – выходи, рисуй, – мне это не нравится. Я чувствую, что это какая-то работа, а не удовольствие. Я с удовольствием начинаю работать, только когда посижу, подумаю, когда рождаются какие-то чувства, мысли, идеи – тогда мне становится интересно.

- А случается, что работа не идёт?

- О, конечно. Это самое плохое время. Но даже когда работа не получается, я её не бросаю – это не в моем характере. Я стараюсь её до определённого уровня завершить. Расстраиваюсь, что не получилось так, как задумала, но стараюсь придать картине хотя бы приличный внешний вид. И потом пытаюсь от нее поскорее отделаться, чтобы она не напоминала мне о неудаче.

- Как Вы выбираете сюжеты своих произведений?

- По-разному бывает. Хорошо, когда у художника есть правило, по которому у него рождаются картины, – у меня так не бывает. Иногда увидишь картину, иногда задумаешь, иногда просто слушаешь музыку, прочитаешь стихи, и создается какой-то образ, который ты хочешь воплотить.

Мне нравятся очень злободневные, остросюжетные работы моих коллег, но мне они не интересны. Я работаю просто в своих чувствах. Любовь, разлука, беда, печаль, фантазия – это то, что меня интересует. Хотя я признаю любые работы других направлений – если они достаточно профессиональны, – будь то примитив, абстракционизм и т. д.

Раньше были определённые негласные запреты, художник мог рисовать, что угодно, но не всё можно было выставлять. Сегодня ситуация изменилась: не надо больше писать мостостроителей и пейзажи с рыбаками. Теперь я делаю именно то, что я хочу, а не то, что было бы интересно кому-то другому.

Когда всё стало позволено, я начала более критически относиться к себе, поняла, что нужно работать более профессионально. Потому что время идёт, а мне интересно осуществить то, что я задумала в жизни, реализовать свои планы. Но это не всегда получается: то времени нет, то зарабатывать надо, то ещё что-то…

- Существует много направлений и школ живописи. К какому из них Вы можете отнести своё творчество?

- Это даже не я, а искусствоведы сказали: романтический реализм. Мне это понравилось – пусть будет так. Фэнтези, романтический реализм – я согласна.

- Насколько я могу судить, в Ваших произведениях важное место занимает образ женщины. Скажите, когда он появился в Вашем творчестве, и почему Вы уделяете ему такое внимание?

- Это произошло как раз тот период, когда я стала писать именно то, что сама хотела – где-то начиная с 97 года. Я, как поэт в стихах, выражала в красках свои чувства и мысли. А все эти женщины – мои чувства.

- Чье творчество из великих художников Вам нравится?

- Великих очень много, и на протяжении жизни мои кумиры меняются. Но мне близки Климт, Ботичелли, японская гравюра и наша иконопись. Они совершенно разные, но для них всех - кроме, наверное, Климта, - характерна статичность.

Это как в фотографии. Мне нравится постоянство. Меня часто спрашивают: «А почему фигуры у тебя застывшие. Почему никакой эротики нет?». А какая эротика?! Это же душа – совсем другая идея.

А Климт меня подкупает тем, что он очень декоративный. Когда-то он был совершенно непопулярным, мы его не знали и не проходили ни в академии, ни в школах. Но когда я приехала в Японию и в первый раз увидела его в книгах, я чуть не умерла. Господи, я к этому шла, я мечтала такое вот сделать, а это, оказывается, ещё в 19 веке сделали! У меня был такой восторг, просто не передать словами.

Сейчас это прошло. Но я мечтала посмотреть Климта в оригинале в Австрии, и в прошлом году мне повезло. Когда я была в Корее, там проходила большая выставка Климта, и я с удовольствием бегала по залам. Конечно, было представлено не всё творчество этого художника, но я всё-таки его увидела. Он такой нежный… У нас сейчас очень нахрапистые художники, его последователи более откровенны, а Климт - очень нежный мастер.

- Можете ли Вы описать процесс своего развития как художника с течением лет?

- Наверное, я не могу. Это кто-нибудь, изучающий моё творчество, мог бы сказать обо мне: тогда она в этой манере писала, потом в другой. А мне трудно оценивать.

Жизнь бежит, дважды в воду не войдёшь. То, что тебе нравилось, то, что ты чувствовал – меняется. И мир становится другой, представление о нём становится другое. А художник - это отражение мира, значит, и ты по-другому пишешь.

- Чёрный квадрат Малевича – это искусство?

- Это просто идея. Это абсурд. Леонардо да Винчи, талантливые художники, сколько людей учились, писали блеск в глазах, пространство, перспективу… И всё это довести до чёрного квадрата…

А идея это не искусство - это философия.

- Есть ли у Вас жизненный или творческий девиз?

- Профессионализм и искренность. Самое главное для художника - это честность и искренность – только в этом случае его работы будут интересны.

- Какие у Вас планы на будущее?

- Наверное, пора уже сделать свою персональную выставку. Сейчас я хотела бы сделать выставку, а потом попробовать себя совсем в другом направлении. Я уже начала собирать для нее работы, но думаю, что ещё года два мне нужно поработать.

- Что бы Вы хотели пожелать или посоветовать начинающим художникам?

- У меня совет один: побольше работать и выставляться. Прийти в Дом художника и сделать выставку. Настоящий творец должен критически относиться к себе. Все друзья могут наперебой расхваливать тебя, но вот когда ты выставишься на фоне других, тогда всё становится ясно. Потому что только на выставке художник видит себя.