К 20-летию со дня гибели Константина Николаевича Семенова

14 марта 1995 г., в 5 часов 40 минут по московскому времени, рядом с железнодорожным полотном между селом Дарбанхи и р. Терек, примерно в трехстах метрах от ж/д моста, оторвалась от земли и сработала на метровой высоте противопехотная осколочная мина ОЗМ-72. Эти мины имеют около двух с половиной тысяч готовых убойных элементов, в виде стальных роликов, длиной 10 и диаметром 7 мм. Никакая другая мина не кладет осколки так равномерно, как ОЗМ-72. При убойности осколков 50 м, радиус сплошного поражения составляет 25 м.

Терек был линией соприкосновения федеральных сил и незаконных вооруженных формирований “Ичкерии”. Федералы готовили ввод войск в Гудермес. Готовили тщательно, взвесив горький опыт Грозного. Напряжение нарастало. Обе стороны минировали все возможные пути подхода к своим позициям. На минах постоянно подрывался скот. Эти мины, установленные на неизвлекаемость, подрывали наши разведчики, предварительно укрывшись в складках местности. Так что сам по себе взрыв в этом месте и в то время был заурядным явлением. Был бы заурядным и в тот раз, если бы ему не предшествовала цепь случайностей, приведших к трагедии.

В ночь с 13 на 14 марта 1995 г., две разведгруппы армейского спецназа, из состава 14-й (Уссурийской) бригады, скрытно преодолели линию соприкосновения сторон по проходам в минных полях, и выдвинулись к окраинам Гудермеса для выполнения завершающих боевых задач. Завершающих потому, что в течение полутора месяцев каждую ночь также выходили не менее двух групп, разных по составу специалистов, но со сходными задачами: дезорганизация управления бандформированиями. Повторения того, что произошло в Грозном, командование группировки стремилось исключить.

Данный выход отличался от предыдущих. Во-первых, тем, что о нем знали практически все в отряде. Прежде о выходах знали только их непосредственные участники, и не все заранее. О том, что выход боевой, а не учебный, младшие специалисты (снайпера, минеры, гранатометчики, радисты) узнавали только перед преодолением минных полей. Во-вторых, в каждой группе было по три офицера и семь солдат. Ранее в группах солдаты не преобладали. Да и группы были меньше. Зная, что вводом войск в Гудермес война не закончится, решили подучить несколько бойцов, ранее на боевые не ходивших. Так в группе оказался дублер снайпера Николай Тучков. Основной снайпер, Иван Баталов, был здесь же. В-третьих, боевую задачу командиру группы ставил командир отряда. Прежде задачи ставились в управлении группировки. Командование отряда знало только место и время перехода и встречи каждой группы, и, на всякий случай, готовило прикрытие для обеспечения эвакуации в нештатной ситуации. И все. О том, что должна была сделать группа, знал только ее командир.

В связи с включением нескольких неопытных бойцов в группу, в ее состав вошли два оперативных офицера, старше по положению, чем командир группы, ст. лейтенант Дубров Ф. В. Их задачей было делать то же, что и другие разведчики, выполнять все указания командира группы, и вносить коррективы, если он допустит ошибку. При нештатной ситуации вызывать и корректировать огонь артиллерии. Одним из этих офицеров был майор Семенов К. Н., командир роты и непосредственный начальник Дуброва.

Константин Николаевич имел большой боевой опыт. Он два года отвоевал в Афганистане. Уже здесь, в Чечне, именно он чаще других вызывался в управление группировки, где получал персональные задачи. Он сам подбирал специалистов и привлекал командиров групп как рядовых разведчиков для выполнения тех задач, что получал. Командование отряда это невольно задевало. Особое отношение к Семенову объяснил прибывший в Чечню с отрядом начальник разведки ДВО генерал Сивачев Н. З., афганец со стажем специальной разведки. Объяснил на примере отрядов бригад армейского спецназа Московского и Северокавказского военных округов. К этому времени там успели потерять 46 человек убитыми и 40 пленными, не достигнув, толком, ничего. Семенов обладал способностью предугадывать события. Потерь, несмотря на загруженность, не имел. Его опыт дорогого стоил.

Так считал авторитетный генерал. Сослуживцы же отмечали и другое. Семенов ничего не делал напоказ. Никогда не блистал красным словцом. Вообще, был немногословен. Но у него не было ни одного заморенного бойца. Все были хорошо экипированы, сыты, спали в тепле. В день прилета, когда разворачивали палатки в поле, он лег последним в роте. На следующий день он первым протянул трубы на противоположные от печей концы палатки. Это утроило их КПД. Дневальных заготовка дров и топка не изнуряла.

Жители окрестных казацких поселений присылали подарки: продукты, бинты, шерстяные носки, одеяла … Я концентрировал их, а затем вещи разбирали командиры подразделений. Семенов находил применение всему, что другие не брали. И быт у бойцов его роты был организован заметно лучше.

На войне лучшие растут. Так случилось и здесь. В первых числах февраля от генерала Сивачева поступила команда оформить два представления на Семенова. На награждение его “Орденом Мужества” по итогом его работы (текст генерал передал), и на присвоение ему очередного воинского звания “майор” досрочно. Обе команды были выполнены в день поступления. 22 февраля, в информации Министерства Обороны о присвоении очередных воинских званий досрочно, фамилию Семенова К. Н. мы не нашли. И тут же оформили новое представление…

Когда, с наступлением темноты 13 марта, группа вышла на исходную точку перед минными полями, я не мог удержаться, и сообщил Семенову полученную после полудня из штаба группировки информацию. Приказами Министра Обороны России от 22 февраля 1995 г. и от 6 марта 1995 г. ему присвоено звание “майор” досрочно. Дважды “майора - досрочно” в нашей армии еще не было. Константин Николаевич, по своему обыкновению, эмоций не проявил. Да и слишком сосредоточен был на задачах завершающего выхода.

С самого начала этот выход не заладился. Накануне перемещали приданную нам артиллерию, а другие артиллеристы с нами сработаться еще не успели, открытие огня затягивали. У новых людей в группе опыта не было. Больше приходилось думать не о реализации задачи определения неизвестных пока позиций боевиков и минных заграждений на подступах к Гудермесу, а о том, чтобы кто-то не свернул с проверенной тропы, и не подорвался. На окраине Гудермеса, севернее Дарбанхи, один из новых бойцов уклонился от тропы и угодил в бетонный колодец оросительной системы. Упал беззвучно. И не потому, что больно не было, или не испытал страха. Кричать нельзя - выдашь группу.

Семенов среагировал мгновенно. Два бойца по его команде растянули плащ-палатки над колодцем, а он, включив фонарик, спустился к упавшему. Это надо было видеть, как скоро и точно действовал командир, не имеющий никакого медицинского образования. Меньше минуты ему потребовалось на исключение перелома. При этом он прощупал не только ноги, но и ребра. Еще минуты две он затратил на то, чтобы снять мышечный спазм и успокоить бойца. Теоретически это умели делать все офицеры армейского спецназа. Практически - единицы. Снять обувь, сделать массаж плюсен, вновь обуть и зашнуровать берцы. И пяти минут не прошло, как инцидент был исчерпан. Группа продолжила выдвижение …

Исследовав заданный район, мы залегли рядом с ж/д переездом дороги от Дарбанхи к Гудермесу. Последней задачей этого выхода была ликвидация главаря банды, обосновавшейся в Дарбанхи. По агентурным данным, в интервале с 02 до 03 часов он должен был выехать на УАЗе в Гудермес. И УАЗ появился в заданном интервале. Только повел себя странно. Возле переезда остановился. Когда замедлял ход, человек на заднем сидении был уже на мушке у снайпера. И Баталов не промахнулся бы. Но эта остановка озадачила всех. Из замешательства группу вывел Семенов, остановив снайперов. Это случайный человек. Тот бы не останавливался, т. к. знал об активности разведгрупп в этом районе. А случайных жертв не нужно. Немного постояв, машина уехала … А ожидаемая цель так и не появилась. После передачи собранной информации в центр, группа получила команду возвращаться назад.

В марте в Чечне даже ночью стоит плюсовая температура. С полуночи шел мелкий снег, и тут же таял. Разведчики устали, тем более, что несли на себе немало боеприпасов и ВВ. Почва раскисла. Поэтому до границ минных полей было принято решение идти по ж/д насыпи.

Метрах в четырехстах от ж/д моста через Терек группа остановилась и залегла. Приближалась линия соприкосновения сторон. Нужно было хорошенько осмотреться, послушать, чтобы сориентировать первого идущего по месту перехода с насыпи на проход в минном поле. До минных полей оставалось не более 250 м. Эту остановку использовали и как привал. На привале я с Семеновым оказался рядом. И он, неожиданно для меня, разговорился.

Вспомнил Афган, где два года был командиром разведгруппы. Как однажды, находясь в поиске с тремя бойцами, увидел мчащуюся на большой скорости, после наступления комендантского часа, фуру. Решив, что это попытка провезти оружие мимо наших блокпостов, пошел на перехват. Сбросили все лишнее под охрану одного бойца, и ринулись к дороге. Только добежали до нее, из-за поворота вылетела та фура. Времени на раздумье не было. Сходу расстреляли кабину, фура свалилась в кювет. Когда вскрыли контейнер, обнаружили скаты для грузовиков. Оружия не было. Видно, работяги решили рискнуть, и пораньше добраться до места…

Мне стало ясно, что это воспоминание тяготило Семенова постоянно. Потому-то он, видимо, при малейшем сомнении, стрельбы избегал. Рассказав это, он как-то смягчился. Посетовал, что очень устал, так как не пропустил не одного ночного выхода. Скорее бы добраться до вагона и поспать. Затем прошел вперед, определиться с Дубровым, с какого места тот переведет группу на проход в минных полях…

Вскоре Дубров дал по цепи команду подъем, и мы тронулись. Я завершал группу. Впереди, по установившемуся у нас порядку, тоже должен был идти офицер. Офицер, даже в ночи, определит признаки минирования. Обязательно остановится, коснувшись проволоки. Но, по стечению обстоятельств, первым в группе оказался Николай Тучков, неопытный снайпер, которого, как выяснилось позднее, и на боевые выходы-то раньше не брали потому, что на учебном он рванул растяжку.

…Слепящая вспышка справа, метрах в десяти, на метровой высоте по центру группы. Удар в правое колено сбил меня с ног. По опыту Афгана знал, что большой потери крови допустить нельзя. Станешь вялым, начнешь мазать. Откатился в небольшую ямку, наложил жгут над коленом. Стал тихо окликать офицеров. Ни Дубров, ни Семенов не отозвались. Не отозвался и радист. Из всей группы отозвался только Василий Ефимчук. Сообщил, что свалило его взрывом, что одна нога попала в лужу и вся мокрая. Но луж на насыпи не было. Поэтому сказал ему перетянуть мокрую ногу жгутом.

Василий переползал от одного к другому, делал инъекции обезболивающих, которые были у всех в аптечках. Их можно было делать не более трех. В сознание после уколов пришел только радист. Через него передал информацию о положении группы. Серия ракет с того берега известила о том, что меры к эвакуации группы предпринимаются незамедлительно. Ясно донесся рокот заведенных двигателей батареи 122 мм САУ “Гвоздика”. Артиллеристы готовили круговой заградительный огонь. В этой обстановке боевики не решились ни на захват, ни на добивание группы.

Вскоре со стороны моста послышались десятки быстрых, но очень осторожных шагов. Это наши. Прошли по проходам в минных полях, и теперь, зная о новом минном поле, обходили растяжки. Быстро и тихо перенесли всех на мост, погрузили в УРАЛ…

Начальник гарнизона станицы Червленая, генерал ж/д войск, сообщил, что погода не летная, что нам выделяют локомотив с вагоном, для эвакуации в Моздок. Отправили с нами двух врачей и младший мед. персонал. Тронулись сразу по загрузке. Уже в пути нас перевязывали, описывали ранения, сообщали по радио в госпиталь, к чему готовиться хирургам.

Первым умер Николай Тучков. Он угасал на глазах еще при загрузке в Урал. Ему несколько раз запускали работу сердца. Сложилось впечатление, что чувствовал вину, а потому не боролся со смертью.

Майор Семенов очень тяжело и глубоко дышал. Он оставался без сознания и при выгрузке на госпитальные машины в Моздоке. На станции нас встречал командующий группировкой генерал-полковник Куликов. Он лично знал Семенова, давал ему рекомендацию для поступления в этом году в военную академию. Очень встревожился, поняв, что ранение запредельно тяжелое…

Самых «тяжелых» унесли в операционные сразу. В этот день, с раннего утра, начался ввод войск в Аргун и Гудермес. Если с Гудермесского направления раненых в госпиталь привозили по одному-два, с Аргунского - десятками. Бойцы, в основном срочники, болезненно воспринимали свои раны, стонали. Мы их пропускали вперед. Так весь день до позднего вечера. Я попал в операционную после часа ночи, пришел в себя только к полудню следующего дня. Стал расспрашивать о наших и узнал, что Константин Николаевич Семенов умер не приходя в сознание на операционном столе.

Он очень хотел жить, растить дочь, будущих детей. Он берег бойцов, тщательно готовя их, оберегая и беря на себя немыслимые нагрузки. Он берег мирное население, нанося точечные удары. После Афгана не допускал случайных жертв. Он был очень эффективен, что показали малые потери мотострелков в Гудермесе.

Минуло двадцать лет. До сих пор не ясно, ушла информация об этой группе от кого-то из своих, или разведка боевиков сама определила наиболее вероятные пути отхода наших групп, и заминировала их. Если первое, то хочется верить, что это не предательство. Наиболее вероятно второе.

Страна много лет не может выйти из эпохи перемен. Общественные ценности размыты. Но, даже в условиях нравственного хаоса, такие люди, как Константин Николаевич Семенов, оставляют нам надежду на духовное возрождение.

Окуневич Ю. А., один из тех, кто был с ним.