Умер Вадим Анатольевич Тураев

Умер Вадим Тураев, который много лет возглавлял радиостанцию «Тихий океан» в ГТРК "Владивосток", а потом работал в Институте истории археологии и этнографии ДВО РАН. Об этом сообщил в своей заметке известный приморский журналист Андрей Калачинский.

Вадим Тураев в 1967 г. был приглашен на работу во Владивосток в Приморский краевой комитет по телевидению и радиовещанию, где работал редактором, старшим редактором (1969), главным редактором (с 1970 г.) передач для рыбаков и моряков Дальнего Востока (радиостанция «Тихий океан»).

"«Тихий океан» - это была моя любимая «программа» в юности, - рассказыавет Калачинский. - Сейчас трудно поверить, чтобы мальчик слушал «программу для рыбаков и моряков»... Просто нужно вспомнить, что в моё советское детство радиоточка была в любой квартире и тихонько себе бормотала с утра и до включения телевизора... Программа шла меньше часа и была столь разнообразной, что это была целая «радиостанция»".

Воспоминания Вадима Тураева можно почитать на историческом сайте ГТРК "Владивосток".

Некоторые из них цитирует в своей статье Андрей Калачинский:

"…Я пришел в редакцию в примечательное для радиостанции время. "Тихий океан" только-только получил полные права гражданства в дальневосточном эфире, стремительно росли его популярность, рыбаки, быстро признав его "своим”, охотно и щедро помогали редакции советами, авторитетом «Дальрыбы» и даже штатами. В отдельные годы на ставках «Дальрыбы» и ее подразделений находилось в море по пять-шесть журналистов. Выступать у микрофона "Тихого океана" считалось большой честью. Слушать "Тихий океан" было модным и обязательным.

Вспоминается случай, который по нынешним временам может по­казаться невероятным, но в нем нет ни грамма вымысла. На транспортном рефрижераторе "Дмитрий Часовитин" вышла из строя антенна и судно не могло принимать радиопередачи. Именно в это время один из моряков "Часовитина" получил сообщение о том, что в программе "Тихий океан" с ним будет говорить жена. Рейсы у ры­баков были длительными, о рейсовом режиме никто ещё и не помыш­лял, суда уходили в море на девять-десять месяцев, а то и боль­ше. Можно поэтому понять состояние моряка, когда он узнал, что обещанного "говорящего" письма он не услышит. И тогда капитан судна принял удивительное решение. Судно изменило курс, сделало крюк миль в четыреста и в Беринговом море пришвартовалось к одному из промышлявших там БМРТ. Программу "Тихого океана", а с ней и голос жены виновник торжества все-таки услышал. Конечно, подобная ситуация не повторялась сплошь и рядом и в те, теперь уже далекие годы, но жаловаться на отсутствие внимания к своей работе сотрудникам радиостанции не приходилось."

Тураев сам ходил в моря: он был участником высокоширотных «научно-практических плаваний» на ледоколах «Ермак», «Сибирь», дизель-электроходе «Капитан Мышевский».

"Когда я учился на журфаке ДВГУ, - вспоминает Калачинский, - а потом там и работал, Тураев часто появлялся на кафедре, вёл дипломников, сидел в Государственной экзаменационной комиссии или даже возглавлял её. И мои старшие коллеги Илюшин, Теплюк – относились к нему с огромным уважением, хотя меж собой и шептались, что «Вадим уж чересчур принципиален».

Но эта принципиальность не выливалась в придирки к студентам. Эта была высшая принципиальность человека, который мерил советскую жизнь «Программой построения коммунизма» ( 22 съезд КПСС) и с горечью убеждался, что жизнь и партийные лидеры сильно отстают от идеала. Он кого-то защищал, куда-то писал и даже клялся партбилетом…. Ох, это так было давно, что сейчас кажется абсолютным «донкихотством».

Тураев оставил журналистику и с 1981 года стал сотрудником Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. Здесь было меньше политических диспутов, хотя хватало своих дрязг. Вадим Анатольевич занимался «малыми народами». И это было его темой до конца жизни. Его академическая карьера сложилась удачно, он поднялся до должности замдиректора по науке и был признанным экспертом в своей области. Награжден орденом Дружбы. Под его редакцией выходила серия историко-этнографических трудов «История и культура народов Дальнего Востока».

Он прожил 82 года и я думаю, что он врезался в память любому, кто хоть немного с ним поговорил. Его шевелюра, очки, всегдашняя принципиальность, высокая культура, многие познания делали его символом академического ученого. Таким я его и ценю".

Источник