Отечественная война 1812 года. Вторжение

Продолжаем публикацию статей из цикла «Отечественная война 1812 года», где свою точку зрения на причины зарождения войны, на интриги Александра I и Наполеона, Аустерлицкое сражение и Тильзитский договор предложил кандидат исторических наук, преподаватель истории Уссурийского суворовского военного училища Сергей Борисевич. Сегодня автор описывает наступление Наполеона на Россию, по сути, первый этап войны.

Гроза приближалась. Весь 1811 год прошел во взаимных упреках. Наполеон, уже внутренне решивший для себя вопрос о нападении на Россию, начал подготовку к войне. Александр I, пытаясь избежать войны, внутренне желал ее. Наполеонография является одной из самых обширных в отечественной литературе. Каждый его шаг изучен вдоль и поперек. Но для чего он напал на Россию? Нет ни одного вразумительного объяснения. Да, Россия нарушала Тильзитский договор и тайно торговала с Англией. Да, обидели родственника Александра I, принца Ольденбургского, и царь выступил в его защиту. Да, был введен таможенный тариф на французские товары. И всё? И это основание для большой войны?

Конечно, приведенные доводы раздражали Наполеона, но он сам первый тайно торговал с Англией. Возникает парадоксальная мысль: война с Россией возбуждала его как военачальника. Бонапарт заскучал. Тлеющая война с Испанией его раздражала, но не более. Война в России сулила новые впечатления и победы. Россия не Испания, победа над ней возвышала его военный авторитет, открывала новые просторы. Но самое интересное заключалось в том, что Россия была только промежуточным звеном грандиозного плана Наполеона. Замысел его был направлен против главного противника – Англии. Россию он не считал серьезным противником, но с помощью ее армии он надеялся исполнить свою главную мечту в жизни – захватить Индию. Напомню, что еще с детских лет кумиром маленького Бонапарта являлся Александр Македонский. Повторить его в масштабах завоеваний, превзойти его было целью Наполеона. Именно для этого он затеял Египетский поход, но вынужден был прервать его ради прихода к власти во Франции. Теперь ничто не мешало осуществить задуманное.

Теперь об Александре I. В своих официальных заявлениях он убеждал Наполеона, что войны не хочет и всячески стремится ее избежать. Он даже пытался запугивать Наполеона своей решительностью отстоять независимость России. Известен (правда, только по мемуарам Коленкура) разговор императора и посла Франции, состоявшийся накануне отъезда графа из Петербурга.

«Если император Наполеон начнет войну, то возможно и даже вероятно, что он нас победит, но это ему не даст мира… Мы не скомпрометируем своего положения, у нас в тылу есть пространство, и мы сохраним хорошо организованную армию. Мы предоставим нашему климату, нашей зиме вести за нас войну… Я скорее удалюсь на Камчатку, чем подпишу мир в моей завоеванной столице», - заявил Александр I, прекрасно осознавая, что слова его будут в точности воспроизведены в Париже.

Правда, конкретно разработанных планов глубокого отступления в русском военном ведомстве не разрабатывалось. Это всё патетика, а конкретика заключалась в том, что разработка плана ведения боевых действий в случае нападения Франции был отдана прусскому генералу Карлу Людвигу Августу Пфулю. Мы еще вернемся к нему, но этот факт отражает весьма странную, и, как мы уже выяснили, свойственную Александру I манеру окружать себя иностранцами. В предвоенной переписке с Петром Ивановичем. Багратионом, начальник штаба первой армии Ермолов с сарказмом отметил, что ему в штабе и поговорить по-русски было не с кем.

Действительно, побежденные французами, но не согласившиеся ему подчиняться, дворяне Европы устремились к русскому двору. Александр I никому не отказал, всех пристроил. В ответ они пели ему дифирамбы, всячески восхваляли его заслуги и таланты. Цель была понятна: толкнуть Александра I к войне с Наполеоном. Униженные прусаки и австрийцы делали всё, чтобы на русских штыках побыстрее вернуться в свои родовые замки. И Александр I стал верить, что именно ему и суждено стать освободителем Европы. В этом одна из причин перехода к конфронтации с Францией. Император желал войны, он к ней стал готовиться даже раньше Наполеона. Итог самый невероятный: Наполеон нанес упреждающий удар. В этом заключается стратегическое предвидение Наполеона. Его сильной стороной всегда было проведение глубокой и всесторонней разведки. После 1807 года в Россию хлынули сотни его соглядатаев. Русские штабы были наводнены шпионами. Эта ситуация сохранится надолго и будет основанием для Кутузова скрывать свои истинные планы даже от ближайшего окружения.

Через 100 лет другой диктатор, оправдывая свои действия, заявит, что его заставил напасть на СССР ни кто иной, как Сталин. Гитлер только защищался.

Таким образом, вопрос о войне был решен. Ее хотели оба императора, и рано или поздно она должна была состояться.

К весне 1812 года Наполеон завершил главную часть своих приготовлений к нападению. В литературе мы можем встретить разные цифры численности «великой армии». Было ли в распоряжении Бонапарта 500 тыс. или миллион – не столь важно. Все они участвовать в сражениях не могли. Главное, что «армия вторжения» – наиболее боеспособная и обученная часть союзных войск – составляла не более 350 тыс. человек (из них около половины французы). Они почти вдвое превышали две главные армии России: Барклая-де-Толли (первая – основная, около 130 тысяч человек) и Багратиона (вторая – вспомогательная, около 40 тысяч). Именно им выпадет главная тяжесть войны, они понесут наибольшие потери. Остальные войска будут втягиваться в сражения постепенно, по мере убыли основных.

План Наполеона был прост: напасть превосходящими силами на приграничные армии России, разгромить их по частям, а затем, не встречая организованного сопротивления, двигаться к Москве. Главное – не дать им соединиться в один кулак и уклониться от генерального сражения. Прием был отработан в Европе и сбоев не давал.

И Багратион, и Барклай-де-Толли хорошо знали о концентрации союзных войск и понимали, что им предстоит. Как основу действий оба командующих не приняли план Фуля. Тот предполагал завлекающее отступление первой армии до заранее созданного укрепленного лагеря (полевой крепости): главных французских сил. В Дриссе должно было состояться генеральное сражение. Но самое интересное заключалось в том, что в этом сражении главную роль отводили второй армии, которая незаметно должна была прокрасться к месту сражения (около 300 км) и неожиданным ударом в тыл французам завершить их разгром.

Барклай, связанный присутствием в армии императора, вынужден был отступать по плану, но давать сражение в сложившихся условиях было безумием. Армии устремились навстречу друг другу.

Это было тяжелейшее отступление. Оно изобилует огромным количеством примеров массового героизма и самопожертвования русских воинов. Характерен для этих дней пример, описанный Михайловским-Данилевским. Части войск левого фланга Барклая были отрезаны противником. Генерал Дорохов собрал их в единый отряд. В него вошли два егерских, два казачьих, гусарский полки и рота легкой кавалерии. Было решено пробиваться не к первой армии, а быстрым рывком уйти на юг к Багратиону. Неделю отряд, отбиваясь от противника, стремительно совершал марш. «Изнурение пехоты простиралось до того, что у многих от истощения вместо пота выступала подмышками кровь. Любовь офицеров к подчиненным была такова, что некоторые из них несли на своих плечах по два и по три солдатских ружья». Отряд считали погибшим, но через неделю он неожиданно вышел к частям атамана Платова, потеряв всего 60 человек.

Теперь Наполеону предстояло решить, что делать дальше. Уже в самом начале план кампании рушился: разбить противника по частям не удалось. Войска имели плохое управление, командиры корпусов не владели обстановкой, теряли темпы наступления и всё время опаздывали нанести решающий удар. Вскрылось еще одно, особо раздражавшее императора обстоятельство: произошли сбои в снабжении. Русские применили тактику «выжженной земли». Она была уже не раз опробована русскими войсками. Еще Петр I, отступая к Москве перед войсками Карла XII, изматывал шведские войска именно таким образом. Но одно дело разорять чужие территории, другое – свою собственную. Войска получили приказ разорять и уничтожать всё, чем может воспользоваться противник. Но и без этого приказа разорение территории в полосе отступления русских войск достигало крайних пределов. Снабжение было налажено из рук вон плохо. Войска голодали и использовали всё, что было можно. Были случаи, когда склады с запасами сгорали раньше, чем подходили войска. Интенданты заметали следы своих растрат и воровства. Как говорится: «Кому война, а кому мать родна».

Что же говорить о союзных войсках, которые Наполеон гнал только вперед, а хваленая система снабжения войск французов не успевала за войсками? Чтобы покончить с неразберихой, Наполеон собрал командующих в Минске и устроил разнос, но именно этой небольшой паузы в нажиме французов нам хватило для того, чтобы чуть-чуть оторваться от противника.

Русские ариергарды не выходили из боев. Им было особенно трудно, ведь они могли рассчитывать только на собственные силы.

Решающим в успехе русских войск было то, что Наполеону не удалось остановить первую русскую армию у Витебска, а вторую разгромить у Могилева. Подъезжая к Витебску, Бонапарт еще надеялся на генеральное сражение. Он не верил, что русские будут отступать, но не найдя Барклая в городе, разочарование впервые охватило императора. Когда же пришло известие от принца Богарнэ о переправе основных сил через Днепр, Наполеон окончательно впал в уныние. Оставалось ожидать, что уж в Смоленске, куда стремились русские армии, наконец-то состоится долгожданное генеральное сражение. Теперь спешить некуда. Нужно подтягивать войска и приводить их в порядок накануне решающих событий.

Хочется упомянуть о Багратионе. Его смелость и полководческий талант уберегли вторую армию от поражения. Он находился в худшем положении. Против его 40 тыс. армии действовали две армии союзников – Жерома (около 75 тыс.) и Богарнэ (85 тыс.). Вопреки приказам Александра I прорываться через Минск, а затем Могилев, он провел свою армию южнее основных дорог и осуществил переправу в районе Нового Быхова. Благополучная переправа стала возможной благодаря самоотверженным действиям генерала Раевского. Тот должен был расчистить дорогу на Могилев, но неожиданно оказался перед главными силами маршала Даву.

У Салтановки разгорелось знаменитое сражение. Более десяти часов русские воины отбивали атаки превосходящих сил противника. В критический момент боя Николай Раевский сам бросился в атаку, увлекая войска своим примером. Его 16-летний сын подхватил знамя убитого знаменосца и встал рядом с отцом, а второй одиннадцатилетний держал отца за руку. Пример сей получил широкую огласку, правда, Раевский впоследствии пытался говорить, что двигал им несколько иной мотив, чем слова сына, приведенные в известной книге Н. Орлова о Раевском: «Да папа, для того, чтобы умереть вместе». На месте сражения остались лежать вперемежку убитые и раненые, плотно устилавшие холмистую местность. Потери составили у французов более трех тысяч, а русских около двух.

Открылась еще одна мало упоминаемая, но суровая правда войны: русских убитых солдат некому было хоронить. Трупы разлагались под палящим солнцем, но это никого не волновало. Иногда вдоль дорог французы еще сгоняли убрать их местных жителей, но большинство так и сгнили без покаяния. Хуже обстояло дело с ранеными. У союзников не хватало сил на организацию своих госпиталей, что уж говорить о русских. Хорошо, если они попадали к сердобольным белорусам, которые выхаживали их. Большинство же погибло.

И опять напрашивается аналогия с 1941 годом: фашисты, как и Наполеон, оказались не готовы и к таким потерям, и к такому количеству пленных в начале войны. Пленные оказались брошенные на произвол судьбы без пищи, без помощи, без славы.

26 июля (7 августа) русские войска соединились у Смоленска и предприняли попытку атаковать французов. Напрасно. Прикрыв Смоленск, они отошли за него. Начиналась новая страница войны.

К Смоленску вышла только половина наших войск (около 120 тыс. человек) и это с учетом влившихся в них резервов. Регулярная русская армия пошла весьма ослабленной. Думаю, жертвы были не напрасны. Наполеон к Смоленску привел только 180 тысяч не менее ослабленных войск и тоже с усилившими их резервами. Еще никогда полководец не терял столько воинов. Сомнения в решении о нападении на Россию уже стали терзать Наполеона, впрочем, как и Гитлера в июле 1941 г.

Сергей БОРИСЕВИЧ,

преподаватель истории, обществознания и географии Уссурийского суворовского военного училища, кандидат исторических наук